– Садитесь, Таврин, – кивнул Грейфе на стул напротив себя. – Разговор у нас с вами будет долгий, а вы все-таки прибыли не из санатория.
– Да уж, – хмыкнул Таврин и сел на указанное место.
Грейфе важно было знать о Таврине все: о его прошлой жизни, о мотивах, побудивших его покинуть Красную Армию и согласиться на сотрудничество с немецкой разведкой. Таврин выдавал эсэсовцу давно заученную легенду о том, что он сын офицера царской армии, обиженный советской властью, и добавлял некоторые штрихи, не противоречившие, по его мнению, общей легенде – образование у него незаконченное высшее, до войны работал начальником Туринской геолого-разведочной партии, что в Исыковском приисковом управлении (прииск «Урал-Золото»). В Красную Армию призван в августе 1941 года.
– Вы мне нравитесь, Таврин, – неожиданно произнес Грейфе. – Ваша решительность мне импонирует. Однако вам следует больше следить за собой и быть более сдержанным.
– Спасибо, господин подполковник, – пожал плечами Таврин. – Однако же моя несдержанность по большей части вызвана тем недоверием, которое проявляет ко мне немецкое руководство.
– Что вы имеете в виду?
– Меня уже год этапируют по разным лагерям и все проверяют, хотя я изначально заявил, что хочу работать против большевиков и у меня на то веские причины.
Грейфе поймал взгляд Таврина, и несколько секунд они молча смотрели друг другу в глаза.
– Считайте, что ваши мытарства закончены, – наконец произнес Грейфе. – Поверьте мне, подполковники СС просто так с русскими военнопленными встречаться не будут.
– Значит, мне, наконец, дадут какое-то задание? – обрадовался Таврин.
– Непременно! Но задания могут быть разные. Это может быть и шпионаж, и диверсия, и даже, – Грейфе выдержал паузу, не сводя глаз с Таврина, – террор. Все зависит от того, к чему вы окажетесь наиболее пригодным. Вас завтра снова отправят в Зандберг, где вы и подумаете над моим предложением и выберете сферу деятельности.
Грейфе поднялся, давая понять, что разговор окончен, и протянул для прощания руку.
– Но много времени на раздумье я вам не дам, – пожимая руку также поднявшемуся Таврину, сказал он. – Очень скоро я затребую вас из лагеря насовсем. А впрочем, знаете что, Таврин. Я вас приглашаю в ресторан. В хороший берлинский ресторан. Согласитесь, вы в немецких ресторанах еще не бывали?
– Не бывал, – кивнул Таврин. – Впрочем, и в советских бывал нечасто.
Грейфе нужно было спешить определяться с диверсантом, способным пойти на убийство Сталина. Таврин подходил по многим параметрам – амбициозный с легкой манией величия, желающий любым способом вписать себя в историю. Но и страхи Таврина Грейфе понимал. Ведь он был русским, а Россия сейчас воевала с Германией. И где гарантия того, что его, Таврина, не подставляют? Потому и решил пригласить его в ресторан – там под влиянием спиртного и в более непринужденной обстановке гораздо быстрее можно добиться желаемого результата.
Таврин и в самом деле в ресторане оттаял, начал шутить, смеяться. С удивлением смотрел на выступление длинноногих, в коротких юбках танцовщиц кордебалета и кабаре-певичек. Еще бы! В Советском Союзе о таком даже не слышали.
Поднимая очередной бокал с крепким токайским вином, Грейфе спросил:
– Скажите, Таврин, есть ли у вас какие-нибудь пожелания? Я имею в виду не имеющие отношения к нашим с вами деловым разговорам.
Таврин посмотрел на эсэсовца, будто желая понять, не провоцирует ли он его на что-нибудь, однако его уже не совсем трезвая голова не позволяла надолго задумываться, а язык сам по себе взял да и ляпнул:
– Знаете, господин оберштурмбаннфюрер, я уже почти два года не общался с женщинами… Ну, вы понимаете, о чем я.
– Разумеется! Но эта проблема вполне разрешима даже в самое ближайшее время.
Вечером того же дня, едва Таврин успел принять душ и расслабиться, в дверь его гостиничного номера постучали. «Кто бы это мог быть?» – подумал Таврин, открывая дверь. На пороге стояла светловолосая молодая дама в красивом, но с весьма большим разрезом на груди платье.
– Привет! – сказала она и довольно бесцеремонно прошла в комнату.
– Вы кто? – опешил Таврин.
– Дама по вызову, – так же бесцеремонно ответила блондинка, усевшись в кресло и закинув ногу на ногу.
– Но я вас не вызывал… И потом, у меня нет денег… с собой.
– Не беспокойтесь, все уже оплачено.
И тут Таврин вспомнил, как он в ресторане пожаловался Грейфе, что уже долго не имел женщины. «Быстро сработал оберштурмбаннфюрер! Неужели ему и на проституток для таких, как я, выделяют деньги?» – улыбнулся Таврин.
– Ну, тогда не будем тратить время на такие пустяки, как знакомство и прочая ерунда, – произнес он. – Душ вот здесь, постель рядом с тобой.
Таврин вернулся в Зандберг окрыленным и озадаченным одновременно.
Наступил сентябрь 1943 года. Две с небольшим недели прошло после разговора с оберштурмбаннфюрером СС Генрихом Грейфе, но Таврин все ломал себе голову над выбором: террор он отмел однозначно, он считал себя непригодным для этого, но что тогда выбрать – шпионаж или диверсии? Однако, как это часто происходит в нашей жизни, Таврину разрешить сомнения помогла неожиданная встреча с его старым знакомым.
Именно в начале сентября Зандбергский лагерь для советских военнопленных посетили создававшие Русскую освободительную армию бывшие генералы Красной Армии, плененные немцами, Андрей Андреевич Власов и его правая рука и идеолог движения Георгий Николаевич Жиленков. Они должны были передать немецкому командованию сформированный ими отряд из русских военнопленных и бывших белоэмигрантов. Вот они и ездили по подобного рода лагерям, подбирая кадры.